Что скрывает снег - Юлия Михалева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И когда же?
- Да прямо завтра.
Обладатель баса цокнул языком.
- Беда! А кто тут в углу? О, это ж Гидка, у нашего самого жил. Гидка! Помнишь меня?
- Что-то лопочет. Эко вы его разговорили. Что ж вы раньше-то не пришли - глядишь, он бы чего и нам поведал.
- Гидка! Старый ты хитрюга! А он-то у вас с чего оказался?
- Так неужто ж на погребении не слыхали? Он же свою хозяйку и сжил.
- Ай-ай-ай... До чего же дивные дела творятся в городе. Я к вам чего зашел-то. Ну, сперва, конечно, мамку ее найти. А заодно хотел глянуть на того больного, что ваш фельдшер лечит. Слыхал, какой-то чудной методой, вот и хотел поглядеть.
- А вот тут он, прямо за стенкой. Покуда Деникина нет, расположились.
За огородку просунулась бородатая голова.
- Здравы будьте! Коллега!
Протянув руку прямо через голову Чувашевского, доктор поздоровался с фельдшером.
- Куда уезжал? Давно тебя не видно.
- В Алексеевку. Оспу прививал. Да я-то что - тут у вас дела шальные, куда поинтереснее моих будут. У меня-то все одно - у одного ветры, у другого грыжа. Только у архитектора нашего вот гангрена.
Фельдшер сделал удивленное лицо.
- Неужели?
- Именно, увы... В борделе, говорит, поцарапался. Ну, знамо дело, что там заразу какую и зацепил.
Чувашевский даже вздрогнул.
- Я наверняка понял, что там был он! По голосу его признал! Только слушать меня господин Деникин и вовсе не захотели-с. Всегда это заведение! И отчего ж его не выселяют?
- Да полно вам. Все мы люди грешные, не один грешок - так другой... Знамо же - какой мерой судите. Ну и так далее. Вот и архитектор наш согрешил - так уж за то и поплатился. Но довольно о нем - покажите-ка мне лучше вас...
***
Большой дядя, еще моментом ранее столь благодушный и веселый, вдруг взревел:
- Душегубец!
Варя удивилась и напугалась:
- Там каты?
- Не, моя любая, нету их там, - Павлина, вся избитая, немытая, куда грязнее прежнего, оборванная - даже привычный зубчик чеснока с шеи куда-то исчез - улыбалась, поглаживая прижавшуюся к ней девочку свободной от кандалов рукой.
- Да нечто можно отмороженного-то спиртом тереть? Кто ж тебя только надоумил?
- Не кипятись ты! Видишь, ему уже лучше. А я, было дело, уж думал лишить его этих пальцев на руке, и тех - на ноге.
- Что еще ты с ним учинял?
- Кровь пускал. Ему сразу получшело: в тот же час заговорил.
- Какого беса? Нет, фельдшер, лечи-ка ты своих мертвецов, а живых и пальцем не трожь более.
- Отставь свой тон! Не желаю ничего подобного слышать. Больной исцелился - выходит, я сделал все верно.
- Именно, так и есть! - оскорбленно отвечал третий голос.
- Я немедля забираю его в лечебницу и стану долечивать.
- Ни за что! Это мой больной!
- Теперь он мой!
За стеной послышалась возня. Павлина засмеялась в голос:
- Подрались-таки, видно, из-за ради долгоголового! Точно из-за девицы.
А Варе совсем не было весело. Она жалела большого доброго дядю - и тем сильнее, когда он, раскрасневшийся, отряхиваясь и поправляя забавную шапку, вышел из-за стены.
- Душегубец фельдшер-то ваш, - громко заметил он.
- Сам ты душегубец, - зло отвечали из-за стены.
- Так он-то... это самое... как раз по этой части и есть - то есть, совсем не для живых, - вступился за своего человек в сером.
- Вот пускай своим ремеслом и займется...
- Но учитель-то поправился.
- Вот, слушай, что говорят другие, если меня не слышишь, - вновь ответили из-за огородки.
Варя обратила внимание на человечка, сжавшегося на полу. Подняв голову, он внимательно смотрел на большого дядю через узкие щелочки глаз.
- Няня, смотри! Это тот мальчик. Он пришел в дом в лесу вместе с бесами.
- Он самый, - согласилась Павлина. - Люди-то разные, а судьбина злая - единая, - продолжила она, но Варя ее не поняла.
- Ну ладно, Варюха, пошли обратно в лечебницу. Совсем ночь на дворе, да и архитектор там мается.
- Нет! Не пущу! - Павлина крепко вцепилась в девочку так, что ей стало больно. - Мое дите! Не гневи бога, дохтор!
Варе нравился большой дядя - он хороший. Однако расставаться с Павлиной не хотелось куда больше.
- Не пойду, - отвечала и она.
Дядя развел руками:
- Что это делается? То сами за мной бегут - посмотри, помоги, а тут и пришел - а отказываются. Ну, как изволите. Покидаю я вас. Пора мне. Прощайте, служивые! Прощевай и ты, фельдшер, да зла не держи.
- Будь здоров, доктор, - миролюбиво откликнулись из огороженного угла.
Большой человек ушел, и Варю вскоре начало клонить в сон. Но засыпать просто так стало скучно.
- Расскажи сказку?
- Ну, слухай... Жил да был барын. Имел он барыньку свою и малую барышню, ладную - залюбоваться. Точь, как ты. И как-то раз надумал тот барын убраться из дому далеко-далеко, за много рек. Взял барыньку, взял барышню, да и двинули они в путь. Ехали - ехали, да и доехали. Поселились, жить стали на новом месте.
- Хорошо жить?
- Ну... нет. О том и сказка. Не мешай, а то что ж за антирес станет слухать? Жили они не ладно. Лаялись, что твои собаки, кажин божий день. Она ему - пес шелудивый, а он ей - потаскуха, все космы повыдеру! И так от едино шло от утра до ночи.
Варя рассмеялась.
- Что ж ты за сказки такие паскудные дитю говоришь, каторжница? - вмешался околоточный.
- Не лезь, тебе-от что за беда? Вот, значит, Варя, лаялись они так и лаялись, а потом барын стал все к ночи из дому сбегать. Покуда барыня, та, что со всем городом... С той деревней, что в сказке, путалась. Так ходила она к полюбовникам, а он что-то надумал, видать. Раз - и сгинул.
- Куда?
- Ну, это покуда никому неведомо. Но слухай дальше про барыню. Уж она ликовала, как барын-от сгинул! Ох как резвилась! До той поры, покуда нового себе полюбовника не завела. Барына полицмейстера...
- Что ты несешь?
- Я говорила: покуда Варюшка не воротится - ничего не скажу. Она воротилась, я говорю. Ты будешь слухать, али что?
- Эй, кто-нибудь - сходите за Деникиным!
***
Когда Миллер вновь открыл глаза после того, как на его лицо опустилась мерзко пахнувшая тряпка, на дворе давно утвердилась ночь.